Архетип Отца

В раннем юнгианском психоанализе считалось, что фигура отца появляется после формирования упроченной диады «мать-дитя». Архетип Отца может персонифицироваться в виде Короля, Царя, Отца Небесного, Закона и Принципа Логоса (в противоположность архетипу Матери, который представляет Принцип Эроса). Если женскому присущи атрибуты пассивности, рецептивности, принятия, доброты, которые засасывают человека как болото, то мужскому приписываются принципы активности, направленности, доминирования, достижения. Оба принципа – и мужской, и женский – должны быть как-то уравновешены между собой.

У девочки фигура отца сливается с Анимусом, в результате архетипы Отца и Анимуса у нее микшируются. Можно сказать, что отец женщины оказывает влияние на то, какой у нее впоследствии будет Анимус.

Женщина будет проецировать свой Анимус на мужчин, которые отчасти похожи на её отца (либо наоборот, если с отцом были плохие отношения)

Если же отца у девочки не было вовсе, то ситуация получается очень сложной. Такая девочка может быть нарочито «правильной», в попытке бессознательно скомпенсировать отсутствие отца (архетип Отца связан с законом, порядком). В случаях, когда отца нет, а мать девочки представляет собой типаж «я и баба, и мужик» (ходим в горящие избы, останавливаем коней на скаку, далее везде), то ситуация становится совсем тяжелой, ибо тогда у девочки начинаются серьезные проблемы с пониманием того, что есть мужское в принципе.

Известный юнгианский аналитик Э. Сэмюэлс полагал, что у человека есть несколько стадий прохождения сознания, которые он обозначал как oneness, twoness, threeness и fourness.

Первая стадия oneness («единичность»)

Является преимущественно пренатальной и завершается в двухмесячном возрасте. Это – аутичная стадия нашего развития, на которую человек может «регресснуть» даже во взрослом возрасте. На стадии oneness отсутствует различение между «Я» и «не-Я». В патологическом варианте это аутизм (в данном случае не имеется в виду синдром Аспергера. Речь именно о «настоящем» аутизме), когда я либо вообще не вижу другого, либо воспринимаю его настолько угрожающим, что просто диссоциирую его (например, в случае перенесенной травмы). Человек попадает в т. Н. «аутистический карман», когда он не понимает «в активе» он, или «в пассиве». Состояние аутизма выражается в потере чувства self-agency: я не действую, я не субъект. Стадию oneness можно сравнить с блаженством в утробе, с единением с Богом в экстазе.

На следующей стадии twoness («двоичность») уже появляется разделение «Я-ты»/«Я-другой». Рене Паподопулос выделяет два варианта этого «другого»:

А) «гетерос» (другой, который вызывает интерес как женщина у мужчины);

Б) «алос» (другой, который вызывает настороженность и страх – имеется в виду любой травматический опыт, который мы не хотим видеть и переживать по новой – в лучшем случае он находится в Тени, в худшем – уйти еще ниже, когда человек даже думать не хочет про травмирующий аспект реальности. Например, если я переполнен агрессией, то для меня осознание собственной агрессии и злости является ночным кошмаром. И чем больше этот импровизированный гнойник, тем большая часть реальности закрыта от меня «слепым пятном»).

Третья стадия threeness («троичность», триадная структура)

Отличается появлением триангуляции, которую тоже можно разделить на три этапа. На первом из них она имеет форму «мама-папа-я». Иногда возможен такой вариант как псевдотриангуляция, когда мы имеем отношение «Я-мама, Я-папа, мама- папа». Триангуляция – это большой конфликт. С одной стороны эта жесткая структура придает устойчивость психике и сознанию человека. Если брать логический уровень, то здесь у нас появляется закон исключенного третьего, силлогизмы и логические противоречия. На этом же этапе у человека появляется идея первичной схемы в традиционном психоанализе (или архетип Сизегии = архетип слияния мамы и папы). У нас появляется понимание, что между мамой и папой тоже есть какие-то отношения – и если я люблю маму, а мама любит папу, то мне не стоит ненавидеть папу (то, что мама любит папу, еще не гарантирует того, что ее любви на меня не хватит). Тем не менее, у нас появляется соперничество, что выливается в довольно драматичный эпизод жизни («кого ты больше любишь – маму или папу? » – ответ «одинаково» возвращает человека на стадию oneness, когда мама и папа воспринимаются как одно лицо). Если состояние двоичности по Сэмюэлсу касается доверия и связанности, способности переносить амбивалентность, то в состоянии троичности мы уже можем переносить конфликты.

На последней стадии fourness («четверичность») мы переходим из конфликтного состояния в состояние некоторой мудрой успокоенности и абсолютной гармоничности, в теории характерной для мудрецов и пророков.

Луиджи Зойя в своей книге «Отец» рассматривает появление фигуры отца в истории культуры и ее функцию. Зачем нам отец, если мать может все?

Зойя связывает появление фигуры отца с возникновением сознания. Если мать на своих инстинктах кормит детей, которые находятся рядом с ней и оберегает очаг, то отец с охотниками уходит далеко, добыть мамонта. Он валит этого мамонта, но вместо того, чтобы съесть его прямо на месте, он помнит про семью и несет ей куски этого мамонта. Отец знает не только как уйти, но и как вернуться. Это необходимая стадия для нашего когнитивного развития, которая в формальной логике называется обратимостью (если 2+4=7, то 7-5=2). В плоскости диадных отношений матери и ребенка отец простраивает некоторую вертикаль. Неспроста в мифах отец связывался с небом, тогда как мать – с землей. Если мать и ребенок связаны инстинктом, то отец не связан с ребенком инстинктами (во многих древних племенах вообще не устанавливалась связь между половым актом и рождением ребенка, а отцом считался тот мужчина, который живет с этой женщиной, а не биологический отец).

Если мы рассматриваем отца как некий принцип в нашей психике, которая позволяет сознанию отделиться от бессознательного («возникнув подобно кочке на болоте» ©), то в нарастании этой «кочки сознания» тоже можно выделить несколько стадий. Эта кочка означает, что между отцом (сознанием) и матерью (бессознательным) возникает какая-то связь. Здесь можно выделить несколько вариантов отцовства.

Мюррей Стайн предложил описывать 3 вида/стадии отцовства, используя в качестве аналогий разные греческие мифологемы. Считается, что каждый человек должен пройти эти три стадии:

Уран;
Кронос;
Зевс.

Первый тип отцовства Стайн связывал с именем Урана. Как известно, Уран имел инцестуозные отношения с Геей (не очень спрашивая последнюю), вследствие чего та несла в себе своих детей, которые не могли родиться (Уран не позволял). Этот тип отцовства (уранический) можно видеть в реальной жизни в следующем варианте: отец пришел с работы – вся семья забилась под плинтус от страха и неопределенности («в каком он настроении? ») Гея очень устала от бремени внутри себя и родила Кроноса. Кронос очень боялся быть убитым своим отцом Ураном.

На ураническом состоянии сознания мы ничего не можем планировать, все происходит неожиданно, а причин тому нет никаких. Ты сам в этом не участвуешь, поскольку находишься в чреве матери. В итоге Кронос убил Урана (своего отца). С появлением Кроноса появляются и темы отцеубийства, соревнования отца с сыном (это очень занимало Фрейда). Кронос тоже имел инцестуозный брак с собственной сестрой. Он боялся смерти от своих детей (подобно тому, как он сам убил Урана) и заглатывал их, тем самым отделяя их от матери/земли. Здесь аналогия следующая: «поглощающий» материнский инстинкт помещается внутрь мужчины.

Мужчина берет детей внутрь себя, но он не вынашивает их, чтобы родить, а тупо убивает. Если говорить о кроническом/хроническом состоянии рассудка, то это, прежде всего, состояние безропотного послушания. Предполагается, что Кронос ставит границы. Если брать Кроноса на уровне нашего развития в онтогенезе, то он соотносится с этапом онтогенеза, на котором мы учимся контролировать продукты собственного тела (приучение к горшку). Заглатывая детей, Кронос блокирует любую спонтанность («где захотел, там испражнился – это вот спонтанно») и креативность вне канонов. Как только человек приобретает правила поведения, он теряет эту креативность. В нашем сознании появляется новая важная характеристика – время (собственно, chronos). Появляется понимание того, что есть длительность и того, что есть событие и границы события.

Теперь мы понимаем, когда заканчивается одно событие и начинается другое. После этого мы уже способны составлять какие-то нарративы. Человек уже с 3-х лет может строить подобные конструкции. Если вернуться к состоянию Урана, когда он полностью слит с Геей (состояние унитарности, то самое oneness), то по сути своей это разлитое аффективное состояние без четко очерченного начала и конца. Это хорошо соотносится с результатами исследований современной нейронауки, согласно которым очертить начало и конец аффекта действительно крайне сложно. С помощью современной аппаратуры можно убедиться, что момент осознания аффекта возникает намного позже самого аффекта.

В начале 70-х годов в лаборатории МГУ Тихомиров проводил исследование, в рамках которого было введено понятие эмоционального решения. Испытуемыми были слепые шахматисты довольно высокого уровня, у которых писалась КГР. Понятно, что у таких испытуемых априори есть ментальная карта шахматной доски, но кроме этого они при подборе решения могли ощупывать стоящие перед ними фигуры. Оказалось, что пока шахматисты шарили рукой в области будущего шахматного хода, у них фиксировалось эмоциональное решение, что проявлялось на КГР. Человек еще не знает, что он знает решение, но его эмоция уже подсказывает ему, что он знает это решение. Это близко к «ага- переживанию», понятие которого ввели в Вюрцбургской школе. «Ага- переживание» пробегает через мозг на уровне эмоции – но до макушки сознания оно не доходит и, как следствие, не осознается.

Поэтому Уран можно сравнить с такой «глухой» эмоцией: если плохо, то плохо – и непонятно, когда стало плохо. Это то, что у нас в Бессознательном – там нет категорий «было» и «будет». А вот Кронос уже рубит таймлайн на отдельные события. Поэтому дети, у которых «кронический» отец делают все по плану и в целом очень догматичны. С часу до двух арпеджио, с трех до пяти английский, с шести до семи гимнастика. Так правильно, так положено. Структурированный режим – с одной стороны, это очень хорошо, потому что это следующий этап развития сознания.

Но тут возможны перегибы. Того же Кроноса часто рассматривают как бога импотенции, связанного с запретом на сексуальную экспрессию (а подлинная сексуальная экспрессия предполагает спонтанность – никаких планов!) В идеале, неплохо было бы иметь какое-то гармоничное сочетание между спонтанностью и порядком. В стадии Кроноса в сознании появляются категории размерности, длительности, меры (больше/меньше, лучше/хуже), а также появляется такая характеристика как паузы и невозможность переносить ожидание. Люди в хорошем, гармоничном кроническом состоянии не опаздывают, тогда как в дисгармоничном варианте – бесконечно опаздывают.

Еще один признак этой стадии – нетерпимость. Захотел клиент интерпретацию своего сна – подать ему интепретацию сию же секунду! Все это – признаки конфликтного Кроноса. Эти люди очень обсессивны в вопросах времени – они могут опаздывать или нарушать другие правила поведения (принято так, а я вот отмочу эдак). Озабоченность проблемой времени является для них центральной, вследствие чего они могут жаловаться на то, что напрасно протрачивают свое время или время уходит сквозь пальцы. Нередки жалобы на цейтнот или реальное попадание в оный. Проблема Кроноса – это проблема контроля в широком смысле слова (либо боязнь контроля, либо страх потери контроля, либо ощущение неспособности что-то контролировать). Иногда в терапии кроническое состояние сознания проявляется в том, что клиент спрашивает, когда закончится терапия или что будет на ее следующем этапе.

Последняя стадия сознания связана с именем Зевса. Супруге Кроноса было безумно жаль своих детей, которых глотал ее благоверный, и вместо одного из них она подсунула ему камень. Кронос проглотил камень, а спасенный младенец получил имя Зевс. На стадии Зевса в сознании простраивается иерархия, что дает нам возможность соподчинять основную цель и подцели, выделять главное и вторичное. С другой стороны, в числе прочего, Зевс был вором и похитителем чужих женщин. И в сознании на этой же стадии появляется фигура «как-бы», символизирующая обман и лукавство, кражи и сдвиги. А еще Зевс – это тоталитарный контроль за всем. Кражи и лукавства – это попытки изменить ход времени. Одним из классических вариантов зевсова сознания является рефрен «Мы наш, мы новый мир построим! » Типа все разрушим, а потом построим что- то новое. И все – в мою честь. На стадии Зевса появляется много авторитетов и важных структур, развивается возможность оценивать и сопоставлять.

Соотнося A и B, я не теряю из виду C. С одной стороны, у меня может простраиваться многомерная картина мира, а с другой – сохраняется возможность что-то умыкнуть и перестроить (а это уже Трикстер в самом что ни на есть чистом и каноничном виде). В нормальной форме это выражается в креативности и спонтанности (сам Зевс во что только не превращался, чтобы овладеть чужой женщиной). Здесь же – жесткая структура семьи (у Зевса есть Гера), и затейливая способность к интриганству. Отец а-ля Зевс – это такой отец, который побуждает к соревнованию и подстегивает соперничество. Но это должно быть здоровое соперничество, не приводящее к убийству. В состоянии Зевса человеку доступно переживание вины.

Пожалуй, это самое эвристичное состояние сознания, хотя оно и ведет к большему числу конфликтов (тогда как, например, на уранической стадии вообще можно никого не брать в расчет и делать все по-своему).

Татьяна Ребеко

источник