Шаманские экскурсы. Бардо
Дыхание свежего ветра, наполняя парус, несет Одиссея прямо в царство теней. И вот он уже пересек Океан, прибыл в аид. «К берегу там мы пристали и, взявши овцу и барана, двинулись вдоль по теченью реки Океана, покуда к месту тому не пришли, о котором сказала Цирцея». Дальше Одиссей действует строго по инструкции, данной волшебницей: роет яму, делает возлиния, режет барана и ярку. Черная кровь полилась. На нее слетаются души умерших.
И чья же душа оказывается первой над дымящейся кровью? Имя этого человека Ельпенор, это один из спутников Одиссея. Малый так себе: «не чрезмерно храбрый в бою и умом средь других выдававшийся мало». Упившись вином накануне отплытия, он для прохлады лег спать на плоской кровле дома Цирцеи. А когда раздалась команда сниматься, проснулся и, не разобрав со сна (или спьяну), где он, шагнул прямо с крыши… «И, ударясь затылком оземь, сломал позвонок, и душа отлетела к Аиду». А тело, между прочим, лежит не погребенным возле избушки Цирцеи.
Одиссей удивлен: как это Ельпенор так быстро сумел попасть на тот свет? Но удивляться тут нечему: умер. Куда интересней понять, как живой человек может попасть в царство мертвых. Разберемся, однако. Возьмем шумеро-вавилонскую поэму «О все видавшем» (Гильгамеше). Это гораздо более древний текст, чем «Одиссея». Может быть, самое первое из дошедших до нас свидетельств о путешествии человека в «страну без возврата». Умирает Энкиду, друг Гильгамеша. Умирает за Гильгамеша, буквально – вместо него. Друзья порубили божественные кедры, оскорбили божественную Инану (Иштару), убили божественного быка. Зачинщиком был Гильгамеш, ему бы и отвечать. Но на совете богов Эллиль говорит: «Пусть умрет Энкиду, Гильгамеш умереть не должен». И вот Энкиду лежит шесть дней семь ночей хладным трупом, а Гильгамеш рыдает над ним. Надеется, что товарищ вернется. Но у того уже черви в носу. Гильгамеш потрясен, точно будущий Будда, увидевший смерть. Бросает свой город, ищет пути на тот свет, хочет встретиться там с прародителем Утнапишти, добыть себе вечную жизнь.
Путь Гильгамеша похож на тот, что проделывает герой русской сказки. Вот и избушка Бабы Яги. В данном случае это «Сидури – хозяйка богов, что живет на обрыве у моря, живет она и брагой их угощает». Русское заклинание «повернись к лесу задом, ко мне передом» в устах Гильгамеша звучит грубовато: «Хозяйка, ты что увидала, зачем затворила двери… Ударю я в дверь разломаю затворы!» Одиссей, впрочем, тоже сначала бросился на Цирцею с мечом, но кончил с ней – полюбовно… Сидури отговаривает Гильгамеша от попытки проникнуть за грань: «Трудна переправа, тяжела дорога, глубоки воды смерти, что ее преграждают». И все же объясняет: есть перевозчик. С ним Гильгамеш достигает земли Утнапишти.
Как видим, в обоих случаях путешествие живого в мир мертвецов начинается с трупа, образующегося при сакральных обстоятельствах. Энкиду умер по воле богов за Гильгамеша. Ельпенор в измененном состоянии сознания шагнул с крыши: из сна прямо в вечность. Весьма подозрительно то, что у него оказался сломан именно шейный позвонок. Не хочу ставить под сомнение версию гибели Ельпенора, предложенную Одиссеем и использованную Гомером, но все же замечу, что шею бедняге могли и свернуть. У странствующих головорезов, недавно разрушивших Трою и оставляющих трупы едва ли не всюду, где пристают, могут быть вполне дикарские представления о жертве, угодной богам. Не удивлюсь, если выяснится, что малоценному пьянице просто свинтили башку ради того, чтобы Одиссей смог вживе проникнуть в аид.
Вообще-то, в любой истории путешествия на тот свет, кроме тела путешественника, можно обнаружить какое-то еще тело – лишенное жизни. Варианты могут быть разные: от Орфея с его Эвридикой до Данте с его Беатриче и от Энея с его Мизеном до Иисуса с двумя разбойниками… Это понятно, поскольку основа всех таких путешествий – стандартная практика шаманского трипа. Вот шаман камлает, доводит себя до экстаза, упал, лежит. Что видят профаны? Безжизненное физическое тело. А шаман, ударившись оземь, превратился во что-то другое. Он уже далеко, он уже черт знает где, скачет по мировому древу, парит в облаках, плывет в океане ести. Причем, и парит, и скачет, и плавает он отнюдь не вне тела, как думают некоторые, но – именно в теле. Правда, теле особом, шаманском. Что это за тело? Это такое тело, в котором можно преодолевать границу между мирами. Для обычного тела эта граница непроходима. Согласно одному из поздних преданий, чтобы проникнуть в иной мир, нужно как-то просочиться между зубцами часовых шестеренок. Точный и убедительный образ. Физическое тело в них просто застряло бы (шестеренки играют здесь роль традиционных стражей ворот), а шаманское – раз и прошло. И ты как бы умер.
Согласно «Тибетской Книге мертвых» («Бардо Тхёдол») человек в момент своей смерти видит «Ясный Свет». Но немногие способны его выдержать. Тот, кто не выдержал, начинает постепенное нисхождение. Пройдет 49 дней, и он, если не задержится по пути, зачинается для нового рождения. Этот путь идет сверху вниз по ступеням чакр (в противоположность движению тантрического восхождения снизу вверх, с подъемом силы Кундалини). Мертвец, не удержавшийся на высших ступенях, попадает в зону кармических ужасов Чёньид Бардо, а оттуда – в зону Сидпа Бардо («промежуточное состояние поиска перерождения»). Нас сейчас интересует зона Сидпа (она начинается с четвертой чакры, Анахаты, располагающейся на уровне сердца). Здесь умерший уже облачен в новое тело, которое называется телом бардо. В «Книге мертвых» сказано, что оно состоит из «тонкой материи», а не из грубого вещества, как наше физическое тело.
Пребывая в теле бардо, можно видеть земные ландшафты, вещи, людей, слышать земные звуки, проникать сквозь стены и прочие твердые препятствия, мгновенно покрывать любые расстояния, принимать любой вид, творить всяческие чудеса. Одним словом, тело бардо по своим свойствам и функциям идентично телу, в котором шаман странствует во вселенной, когда покидает тело физическое. Но шаман отличается от мертвеца. Мертвец – мертв, а шаман, однако, живой среди мертвых. Тела у них, вроде, одинаковые, а положения и возможности разные. Шаман действует, а обычный мертвец… В «Книге мертвых» сказано: «Обладатель этого тела будет видеть знакомые места на земле и родственников, там находящихся, так, как люди видят других людей во сне. Ты видишь родственников и свойственников и обращаешься к ним, но не получаешь ответа. Затем, видя их и твою семью плачущими, ты говоришь себе: «Я умер! Что же мне делать?», и как рыба, выброшенная из воды на горящие угли, ты испытываешь сильную боль».
Таковы переживания мертвеца, бродящего в теле бардо по земле. В отличие от шамана, который прошел процедуру посвящения (о чем ниже) и знает, что может вернуться в свое бренное тело, мертвец мечется: «И, охваченный гнетущей печалью, ты скажешь себе: «Я бы все отдал, чтобы иметь тело!» Думая так, ты будешь перемещаться взад и вперед в поисках тела. Если бы даже ты смог войти в свое мертвое тело девять раз подряд, то не сможешь там остаться, так как за время твоего пребывания в Чёньид Бардо тело замерзнет, если ты умер зимой, или разложится, если ты умер летом, или твои родственники сожгут его, зароют в землю, погрузят в воду или отдадут на съедение птицам и зверям». А физическое тело шамана, наоборот, охраняют пока он странствует в трех мирах. Ибо, кончив дела, он должен вернуться.
Значит, имеем два тела: бардо и физическое. В каких отношениях они состоят? Согласно «Книге мертвых», тело бардо соткано из того, что мы здесь называем чистой естью. Это «лучезарное тело» (говорит книга) «по форме похоже на прежнее земное и на то, которое будет создано». И комментирует: «Это означает, что умерший будет иметь тело желаний, подобное телу из плоти и крови, которое было оставлено в момент смерти». Иными словами, физическое тело – это проекция тела бардо в физический мир. Тело бардо воспроизводит себя в этом мире из материи плоти и крови, оно основа физического тела, оно являет себя в нем и через него. Шаман бы это сформулировал так: в ходе эмбрионального развития и последующей жизни человека его тело бардо строит вокруг себя тело из грубых земных элементов. Впрочем, тело бардо может воплотиться в любом материале – в мраморе статуи, сгустившемся тумане привидения, в конфигурациях из нейтрино, как это показано в фильме «Солярис», где «гости», присылаемые Океаном на космическую станцию, все как один земные мертвецы.
Но нас интересует тело бардо живых. Вот шаман, его сперва избирают, а потом посвящают. Избирают и посвящают духи, а вовсе не люди. Существуют, конечно, и людские обряды посвящения, но они вторичны и необязательны (так только – для утверждения в социуме шаманского статуса избранного). Акт избрания духами означает для человека шаманскую болезнь. Его ломает, он становится как бы безумным, видит видения, слышит голоса, все время норовит уснуть, бежит в пустынную глушь… Все это обычно происходит в юности, и молодой человек не понимает, что с ним. Но старый шаман сразу ставит диагноз: это, башка, не простая болезнь, а шаманская (то есть – искус). И объясняет пациенту, что он должен пройти посвящение. Если тот не соглашается (а на такие вещи обязательно должно быть согласие), то, как правило, быстро умирает. Если же соглашается, его посвящают.
У Пушкина есть стихотворение, где описывается, каккак некий дух по имени Шестикрылый посвятил его в шаманы: рассек грудь, вырвал сердце, язык, заменил их пылающим углем, жалом змеи… Больше всего это похоже на то, что происходит мертвым в зоне Чёньид Бардо (из которой мертвец спускается в Сидпа Бардо). Вот описание: «Тогда один из богов возмездия, подчиненных Владыке Смерти, наденет вервие на твою шею и потащит тебя к месту наказания. Он отсечет тебе голову, вырвет твое сердце, вытянет твои кишки, слижет твой мозг, съест твою плоть и сгрызет твои кости, но ты не сможешь умереть». Очевидно, для посвящения шаман поднимается именно в Чёньид Бардо. Юнг в своем комментарии к «Книге мертвых» говорит: «Переход из Сидпа Бардо в Чёньид Бардо – опасный поворот сознания к новым целям и намерениям. Это потеря устойчивости личного «я» и встреча с совершенной неопределенностью, с тем, что следует называть буйством хаотических галлюцинаций». Это мучительное шизофреническое состояние, но каждый шаман должен его испытать.
Для этого вовсе не обязательно быть буддистом. Я сейчас приведу несколько случаев посвящения из книги Мирчи Элиаде «Шаманизм: Архаические техники экстаза». Тунгусский «шаман Иван Чолко уверяет, что будущий шаман должен заболеть, его тело должно быть разорвано на куски, а его кровь должны выпить злые духи (харги). Эти духи – в действительности души умерших шаманов – бросают его голову в котел, где совершается ее перековка вместе с другими металлическими предметами, которые позже станут принадлежностями его ритуального наряда». Бурят Михаил Степанов: «Кандидат, прежде чем станет шаманом, должен долго болеть; тогда души предков-шаманов окружают его, терзают, бьют, разрезают тело ножом и т. п. Во время этой операции будущий шаман не подает признаков жизни: его лицо и руки синеют, сердце едва бьется». Австралийское посвящение: «Кандидат входит в пещеру, и два тотемических героя (дикий кот и эму) убивают его, вскрывают его тело, извлекают внутренние органы и заменяют их магическими веществами».
Эти болезненные операции представляют собой ни что иное, как отделение физического тела от тела бардо и настройку последнего. У обычных людей эти два тела крепко срослись, а у посвященного – отделены друг от друга, так что он может легко покидать физическое тело и странствовать в теле бардо. Это, конечно, дано не всем. Но элементарные проявления шаманского тела знакомы многим – по снам, по всякого рода странным ощущениям, накануне неожиданных перемен, по непроизвольным судорогам, сердцебиениям и прочим непонятным врачам телесным симптомам. Кроме того, мы все имеем некоторое представление о теле бардо из самых обычных – кино, музыки, живописи, литературы.
Например, когда в русской сказке Иван сжигает лягушачью кожу своей царевны, это акт уничтожения физического тела, в котором она по какой-то причине вынуждена существовать (заколдована). Но тело бардо, в котором царевна является на царский пир, именно таково, каким должно быть ее физическое тело, если бы не было чар, превративших царевну в лягушку. Это принципиальный момент: физическое тело человека формируется по образу и подобию тела бардо, с которым человек рождается. А уж дальнейшие искажения (вроде превращения в лягушку) – дело чар злых колдунов, воспитателей, социальных условий. В сказке «Золушка», представляющей собой вариант сюжета о Царевне-лягушке, девушку делают Золушкой условия жизни, олицетворяемые мачехой. Но добрая фея проявляет бардо замарашки.
«Война и мир». Марья Болконская. Типичная лягушка на вид, но – глаза… «Княжна подумала, задумчиво улыбнулась (причем лицо ее, освященное лучистыми глазами, совершенно преобразилось)». Проявилось тело бардо. И что характерно: «Княжна никогда не видела хорошего выражения своих глаз, того выражения, которое они принимали в те минуты, когда она не думала о себе». Глядя в зеркало, она всегда видела лягушку, ибо таковой хотел ее видеть отец. Старый колдун превратил Марью в лягу, заставил ее представлять себя (и себе, и всем окружающим) ровно так, как это ему было нужно. Ибо он питался соками дочери. И потому наложил заклятье, запрещающее замужество. Такова «личная история» Марьи (как сказал бы шаман дон Хуан). Но личную историю можно стереть, а лягушачью кожу сбросить. Стирание личной истории – первый шаг на пути к высвобождению тела бардо.
Личная история – это вот именно история твоего существования в физическом теле. Этим телом ты пригнан к жизни в социально обусловленном мире, к чарам этого мира – таким, как физическая телесность, пространство и время, причинность, законы природы и общества, прочие предрассудки. Ты в этом теле таков, каким тебя хотят видеть, ты то, чего хотят от тебя окружающие. Еще в материнской утробе тебя программируют, желая иметь механизм, инструмент, игрушку, а не то, что ты есть. И ты забываешь себя. Но можешь вспомнить. У Тютчева есть заклинание: «Дай вкусить уничтоженья, с миром дремлющим смешай!» Уничтоженье здесь вовсе не смерть, но – освобожденье. Освобожденье от личной истории, от условностей восприятия мира органами физического тела, от самого этого тела. Вот ты выходишь из тела и видишь его со стороны. Но это не ты. В теле бардо, ты растворен во вселенной, и поэтому ты уже где угодно (хоть в аиде), ты квантовая частица, описываемая вероятностями волновой функции. Тютчев в том же стихотворении описывает это формулой: «Всё во мне, и я во всем!..»
Именно в такое состояние дон Хуан для начала учит входить Кастанеду (и только потом показывает ему смерть):
– Как я могу знать, кто я есть, когда я есть все это, – сказал индеец, указывая на окружающее жестом головы.
Затем он взглянул на меня и улыбнулся.
– Мало-помалу ты должен создать туман вокруг себя. Ты должен стереть все вокруг себя до тех пор, пока ничего нельзя будет считать само собой разумеющимся. Пока ничего уже не останется наверняка или реального. Твоя проблема сейчас в том, что ты слишком реален. Твои усилия слишком реальны. Твои настроения слишком реальны. Не принимай вещи настолько сами собой разумеющимися. Ты должен начать стирать себя.
Олег Давыдов
